Ещё ни одна моя поездка в поезде не обошлась без какого-нибудь приключения. Собственно, сама идея транспорта, принуждающего группу людей к длительному совместному существованию в замкнутом пространстве, является плодородной почвой для возникновения таких приключений.

В этот раз я приехал на вокзал точно вовремя. Мне не пришлось ни бежать по платформе, расталкивая толпу, ни мёрзнуть на перроне, ожидая прибытия поезда. Всё начиналось очень удачно, а то, что мне достался тринадцатый вагон, – полная ерунда и бабушкины суеверия.

Я шёл, считая вагоны, нумерация которых, как известно, начинается совершенно произвольно. 20, 19… Где-то здесь я услышал очень нехорошие звуки: где-то орал ребёнок. “Ну мало ли, – успокаивал я себя, – перрон большой, совершенно необязательно, чтобы крики шли от моего вагона”.

В толпе пассажиров, ожидающих посадки в вагон номер тринадцать, стояла женщина, давно забывшая об уходе за собой, и взглядом “этожеребёнокнучегоямогусделатьто” смотрела на дитё. Дитё орало.

Нет, оно не плакало, ему не было холодно, или голодно. Дитю было скучно, и оно так развлекалось, гордо посматривая на топчущуюся вокруг толпу вынужденных поклонников. “Вот как я могу!” – говорил гордый взор дитя; увидав пополнение фанатской базы в моём лице дитё на секунду замолчало, прокашлялось и заорало ещё громче.

Женщина попыталась сделать вид, что всё нормально, ничего не происходит, а кричащий ребёнок – просто коллективная аудиовизуальная галлюцинация.

– Мама, я писять хочу! – донеслось откуда-то снизу.

Детей было двое, и то, что пока орал только один из них, делало ситуацию вдвое напряжённее – а как второй тоже решит проявить свои вокальные способности?

“Только бы не в моё купе” – умолял я Вселенную.

Мамаша наклонилась, чтобы успокоить ссыкунишу, джинсы её задрались, явив белому свету то, что никто и никогда не должен был видеть – синие труселя в красный цветочек, предназначенные жопе размеров на пять меньше. Труселя из последних сил старались прикрыть срам, но это задание было невыполнимо.

Я оказался невольным свидетелем этого ужаса, и скорчив презрительную рожу, повернулся в другую сторону. Взгляд мой пересёкся со взглядом плохо выбритого парнишки лет восемнадцати, который смотрел на жопу яжематери таким обожающим взглядом, будто никогда ничего подобного не видел в интернете.

Как только проводница открыла дверь, яжемать с онижеребёнками растолкала других пассажиров (те отнеслись к этому безропотно, как к форс-мажорному обстоятельству) и устремилась внутрь. Когда очередь войти дошла до меня, я зашагал по корридору купейного вагона, заглядывая в приоткртые двери, и надеясь изо всех сил, что мы с нехорошей компанией разойдёмся.

Не разошлись. Именно моё купе. Один из сосницких уже успел снять штанишки и голышом прыгал на диване (не переставая орать при этом), второй пускал слюни на столик, вазюкая пальцем по лужице. Их мать просто стояла посреди купе, не двигаясь, и, кажется, даже не дыша.

Я, стараясь не задеть впавшую в кататонию женщину, и не привлечь внимание двух потенциальных мучителей, закинул свои вещи на полку. Сесть я не мог – женщина перегородила проход – и потому я просто стоял на доступном мне пятачке, наполовину в купе, наполовину в коридоре, соображая, что же делать.

– Можно пройти? – из коридора меня окликнул тот самый плохо бритый паренёк, тащивщий на себе гору сумок.

– Проходите. – буркнул я, чуть подвнувшись, и освобождая коридор.

– Мне тоже в это купе. – сказал он.

Я вышел, пропуская его, и стал считать на пальцах. Мать. Двое детей. Паренёк. Я. Один рука ладонь пальцы. Пять человек. Просто здорово.

– Дорогая, я видел, как этот извращенец смотрел на тебя! – услышал я сзади. Обернувшись, я понял, что это говорит тот самый небритыш, обращаясь к своей… жене? При этом он смотрел на меня с таким негодующим вызовом, будто я назвал шлюхой его жену, мать и его самого впридачу.

– Да, я видел, как ты мастурбируешь на трусы моей жены! – закричал он, в ответ на мой недоумённый взгляд. – И ты за это заплатишь! Бивис! Рембо! Атакуйте негодяя!

Двое детей повернулись ко мне. В руке одного из них щёлкнул, раскрываясь, складной нож (это наверняка был Рембо), второй же раскрыл рот, обнажив заострённые зубы выглядевшие куда опаснее ножей. В одном прыжке взлетели они к потолку вагона, целясь в моё неприкрытое горло.

– А-а-а-а! – вопил при этом зубастый.

– И-и-и-и! – вторил ему братишка.

Но когда они вылетели из двери купе, меня уже не было там. Я стоял в другом конце вагона.
– Никому ещё не удавалось так просто атаковать Лорда Позитрона! – заявил я, досылая в дробовик восьмой патрон. – Непричастным гражданам просьба запереться! – я нажал на курок, не особенно целясь; в замкнутом пространстве промахнуться из драбадана было невозможно.
Рембо успел оценить обстановку и кувырком вкатился в купе, Бивису повезло меньше: заряд дроби вошёл ему прямо в грудь, отбросив тщедушное тельце аж до туалетного тамбура. Какое-то время мелкий ещё трепыхался, пуская изо рта кровавые слюни, но затих, напоследок всё-таки обоссавшись.

А-А-А-А-А-А! – донёсся из купе ужасный рёв, от которого вылетели ещё остававшиеся в целых после выстрела стёкла. – Мою кровиночку убил, сыночку мою! Порву! Уничтожу!

Навстречу мне выкатился боевой колобок смерти, только синие труселя в красный цветочек позволяли опознать в нём яжемать. Несколько запаниковав я всаживал в ужасного колобоида одну порцию свинца за другой, но дробь застревала в жировых складках, надёжно защищавших жизненно важные органы. Тут требовалось что-то более мощное, но основной походный арсенал я так непредусмотрительно оставил на полке купе.

Я огляделся в поисках подручных средств.

Будь на моём месте великий сенсей Джеки Чан, он наверняка нашёл бы тридцать предметов, с помощью которых можно гарантированно убить разъярённого колобкоида, и ещё сорок, обеспечивающих серьёзные ранения.

Я же увидел только одно: огромный вагонный титан, бурлящий кипятком и ненавистью. Не теряя времени я рванулся к нему, и стал выламывать из крепления, используя раряженный драбадан в качестве рычага.

Когда колобкоид был уже почти рядом, титан, наконец, поддался; одним ударом ноги я направил его прямо навстречу врагу. Столкнувшись, два объекта взаимоуничтожились: титан геройски погиб, освободив свою ненависть, и обварив колобкоида почти насмерть. Противник был серьёзно поражён, но продолжал извергать проклятья; пришлось избавить его от мучений, добив прикладом.

Основные силы врага были ликвидированы. Но передо мной уже стоял отец семейства, держащий в руках шпагу. По красной перевязи на его плечах я понял, что эта собака – гвардеец кардинала!

– Вы снова поступили как подлец, и я проткну вас своим клинком! – нагло заявил он, помахав у меня перед носом острием шпаги. – Защищайтесь, если сумеете!

Я сумел защититься, совершив ещё один выстрел из перезаряженного дробовика. В конце концов, раз он меня вызвал, значит выбор оружия за мной. А шпаги у меня всё равно нет.

Остался только один малютка-рембо. Держа перед собой пушку, я перебежал к купе, где тот прятался – но только открытое окно ждало меня там. Высунувшись, я увидел что сосницкий убегает прочь, время от времени крича что-то про половые сношения с моей мамкой. Вслед ему стрелять было уже бесполезно, но чутьё подсказывало, что однажды мы ещё встретимся.

– Кхм-хм! – в дверном проёме стояла проводница, окружённая выбравшимися из своих купе пассажирами.

Я потупил взгляд: да уж, титан сломал, стёкла повыбил, да ещё испачкал всё кровью и мочой… Придётся штраф платить, хорошо, если не высадят.

– Понимаете, такая ситуация… – начал было я, но проводница жестом прервала меня.

– Я пробила отпечатки пальцев по нашёй компьютерной базе. Поздравляю, вы уничтожили банду вагонных людоедов! Они совершили уже немало убийств, притворяясь обычными пассажирами, а ночью убивая и кушая всех, кто находился на поезде. Вам за это положена награда, великий Лорд Позитрон! – проводница протянула мне красивую медаль. – Заметьте, это не простое украшение, эта штучка даёт вам право ходить в туалет даже в санитарных зонах!

– Ура! – закричала толпа, бросившись пожимать мне руки.